В чем заключается треугольник кейнса (7 видео)

Культурные коды экономики: как холодная зима, язык и маскулинность влияют на страну

Это третья колонка из цикла «Культурные коды экономики» доктора экономических наук Александра Аузана в рамках совместного проекта Forbes Life и Arzamas. Лекцию «Как на успешность нации влияют язык, климат и история» и полный курс лекций «Культурные коды экономики: почему страны живут по-разному» можно послушать на сайте Arzamas или в мобильном приложении «Радио Arzamas».

Лев Толстой сказал, что все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. В экономике не так: те, кто успешен, успешны по-разному, в разных областях деятельности и по разным причинам. Среди очень близких по экономическим результатам наций мы можем обнаружить множество отличий, иногда трудно объяснимых.

Содержание

Выбрать можно только два
Портрет пятью красками
Почему культуры такие разные?
Меняющееся разнообразие
Александр Аузан — социальный договор. Теория
В чем заключается треугольник кейнса
🔥 Видео

Видео:Теория Кейнса на примереСкачать

Выбрать можно только два

Доля государственных расходов в ВВП в США и в континентальной Европе за длинные периоды отличается в 1,5 раза — 30% в США и 45% в Европе. Доля межбюджетных трансфертов — 11% в США и 18% в Европе. Откуда, несмотря на цивилизационную близость, такое разное отношение к государству в экономике? Оказывается, здесь тоже свое слово говорит культура.

Опрос, проведенный в рамках всемирного исследования ценностей, показал кардинальные различия континентальной Европы и Соединенных Штатов. Например, на вопрос «Считаете ли вы, что причиной бедности является лень?» утвердительно отвечают 60% американцев и только 26% европейцев. На вопрос «Считаете ли вы, что доход определяется удачей?» утвердительно отвечают 30% американцев и 54% европейцев. На вопрос «Считаете ли вы, что бедные заперты в ловушке нищеты?» утвердительно отвечают 29% американце и 60% европейцев.

Получается, что европейцы считают экономический результат более случайным, связанным с везением, а не с трудом. А американцы не признают существование ловушки нищеты (хотя это признанный экономистами факт), потому что считают важным, чтобы человек сам нес ответственность за то, что он делает.

Эти различия можно не только фиксировать, но измерять и объяснять. Великий английский экономист Джон Мейнард Кейнс почти 100 лет назад сказал: вы не можете одновременно максимизировать свободу, справедливость и эффективность — вам придется выбирать. И вся политическая борьба состоит в том, какую ценность выбирает избиратель и правительство. С точки зрения треугольника Кейнса европейцы склоняются к сочетанию свободы со справедливостью, а американцы, скорее, стоят на линии свободы.

Треугольник Кейнса позволяет ответить на вопрос, откуда берется спрос на государство и каким оно будет — либеральным, социальным, диктатурой развития. Но он не может объяснить многих других различий в экономике, которые тоже связаны с культурой.

Видео:Кейнсианская экономикаСкачать

Портрет пятью красками

Универсальный закон, который объясняет конкурентную специализацию и большинство различий в экономике, связан с именем голландца Герта Хофстеде. В 1960-е годы он придумал, как рисовать портреты наций. Исследования, лежащие в основе такого портретного искусства, — это социология так называемых гомогенных групп. Хофстеде опрашивал в разных странах сотрудников одной и той же международной компании (другие исследователи опрашивают только учителей начальных классов или, например, только студентов-юристов).

Краски, которыми Хофстеде рисовал портреты наций, менялись по ходу совершенствования методики. Сначала он придумал четыре характеристики, которые выяснял через социологические опросы, потом добавил пятую, а уже в конце жизни — шестую (терпение). Но по последней характеристике почти не набрано материала, поэтому я буду говорить о пяти красках Хофстеде. Графически их можно изобразить в виде пяти- или шестиконечной звезды, поэтому мы их называем звездограммами.

Портреты, которые таким образом получаются, не вечны. Те, кто стал повторять методы мастера, выяснили, что «лица меняются» — подобно тому, как различаются фото на паспорт, сделанные в разные годы, хотя идентичность никуда не уходит. Это важный вывод для будущих рассуждений о том, можно ли менять культуру в определенном направлении.

Первая характеристика — индивидуализм/коллективизм. Проявляется она, например, в спорте: есть нации, которые предпочитают командные виды спорта, а есть нации, увлеченные индивидуальными видами. Скажем, американская игра бейсбол фактически состоит в том, что каждый может сыграть против всех и имеет шанс выиграть — это демонстрация индивидуализма. Другое проявление — туризм: мы знаем, что японцы и китайцы передвигаются группами, иногда очень большими, а, например, европейцы предпочитают путешествовать в одиночку или небольшой семьей. Индивидуализм/коллективизм — ключевая характеристика, определяющая вид инноваций. На основе индивидуализма возникают так называемые радикальные инновации, ведущие к перевороту, а на основе коллективизма — так называем инкрементные: медленные постоянные совершенствования.

Вторая характеристика — дистанция власти. Нации, где к власти относятся как к символической ценности, а не как к деловому партнеру, ценят, например, доски почета и огромные памятники государственным деятелям. Чем выше дистанция власти, тем меньше в экономике распространены инновации и предпринимательство. Зато в такой экономике становятся возможны мобилизационные методы хозяйствования, что для некоторых периодов, особенно кризисных, оказывается чрезвычайно важным. Нередко именно нации с высокой дистанцией власти показывают лучшие результаты во время войн и эпидемий.

Третья характеристика — избегание неопределенности. «Не открывайте эту дверь — за ней страшное». «Не меняйте этого человека — следующий будет хуже». «Не трогайте систему — она посыплется». С такой установкой практически невозможно заниматься венчурной экономикой.

Четвертая характеристика — «маскулинность»/«феминность». Может быть, это не совсем удачные названия. Но речь идет об очень важном обстоятельстве — оно помогает найти ответ на тот вопрос, который я задал в самом начале: почему в нашей стране в ХХ веке одни вещи получались, а другие — нет, почему штучные, малосерийные, редкие вещи мы делаем хорошо, а массовую стандартную продукцию — не очень. Так вот, «маскулинность» — это напористость, готовность следовать плану и соблюсти все 142 пункта инструкции. Это не про нас, потому что мы читаем инструкцию, когда телевизор уже сломался. А «феминность» — это очень высокая адаптивность, способность каждую ситуацию решить как уникальную. «Маскулинные» нации лучше занимаются массовым стандартизированным производством, а «феминные» (в том числе мы) лучше занимаются сервисными видами деятельности — сюда попадает многое, связанное с творчеством, с креативной экономикой, с индивидуализированными видами продукта.

Пятая характеристика — долгосрочная ориентация. Это настроенность на значительные перемены в стране. Это глубина исторического взгляда, исторического мышления. Скажем, у одного из лидеров современного мира — американцев — ориентация оказалась краткосрочной: им нужен результат как можно скорее, не откладывая, здесь и сейчас. Восточные нации, у которых долгосрочная ориентация высокая, оказались способны к инвестициям в проекты, которые будут приносить результат через 10 или 15 лет.

Эта картина позволяет сформулировать практический закон конкурентной специализации наций, который коротко можно выразить так: есть зависимость между измеряемыми культурными характеристиками и расположенностью тех или иных наций и их экономик к инновациям, к распространению предпринимательской деятельности, к мобилизационным методам хозяйствования, к массовому стандартного производству или индивидуализированной сервисной деятельности, к долгосрочным инвестициям — то есть довольно многочисленным и важным экономическим характеристикам.

Видео:Интересные факты. Кейнс биография. Теория Кейнса кратко и просто.Скачать

Почему культуры такие разные?

Факторов довольно много, но если говорить о сильно влияющих обстоятельствах, которые исследуются количественными методами, то можно свести их к трем основным.

Во-первых, язык. Язык — это вторая макрохарактеристика культуры, первая — религии. И если религии конституируют цивилизации, то язык во многом конституирует нацию. Еще в XIX веке великий немецкий ученый Вильгельм фон Гумбольдт предположил, что язык — это не средство коммуникации, как думают все, а способ мышления, который определяет поведение. В ХХ веке представления Гумбольдта превратились в гипотезу лингвистической относительности Сепира — Уорфа, и начались количественные исследования того, какие особенности языка влияют на те или иные характеристики поведения и экономику.

Например, обязательность употребления личного местоимения прямо коррелирует с индивидуализмом. Если в языке невозможно выкинуть из фразы личное местоимение, то в обществе, как правило, высокий уровень индивидуализма, значительно внимание к правам человека. Если же, как в русском, греческом или португальском, местоимение можно опустить, то четкой предрасположенности к индивидуализму нет. А индивидуализм — это фактор радикальных инноваций.

Очень тонкие и сложные исследования связаны с понятием дискурса в языке, с тем, как вообще устроена речь. Есть высококонтекстные языки и культуры, где многое не проговаривается, но предполагается, и низкоконтекстные, где к сказанному нечего добавить. Таков, например, английский язык — отсюда поведение, основанное на четко прописанной системе правил.

Устройство письменного языка тоже влияет на характеристики культуры и экономическое поведение. Например, бывает, что правила есть, но к каждому правилу много исключений. В русском языке именно так. Это не только свойство языка, но и трансляция отношения к институтам: «правила не абсолютны».

Второй фактор, который сильно воздействует на разнообразие культур, — климат и связанные с его особенностями методы агротехники, которые в течение долгих веков значительно влияли на жизнь общества. За последнее десятилетие по ряду косвенных признаков удалось восстановить картину изменения климата с 1500 года и стало возможно строить многочисленные графики, искать и проверять корреляции.

Выяснилось, например, что существует N-образная зависимость температуры и «маскулинности»/«феминности», то есть склонности к массовому стандартному производству или к сервисной деятельности и креативности. Если средние температуры очень высокие или очень низкие, то нации в этом климате, как правило, «феминные», а «маскулинные» нации образуются в гораздо более благоприятном климате. Можно даже понять почему: туда стекается большое количество разных этнических групп, возникает жесткая конкуренция, и напористость, стремление довести план до конца становится постоянным свойством.

Есть и факторы, лежащие на стороне агротехники. Например, рисоводство требует последовательного соблюдения большого ряда алгоритмов, стандартов и создает предрасположенность к массовому стандартизированному производству. Этого нельзя сказать о пашенном земледелии (которое свойственно России и сопредельным странам), в котором быстрое истощение почв требует постоянного перехода на новое поле и решения новых задач.

Латиноамериканские страны появились примерно тогда же, когда Соединенные Штаты Америки и Канада. Некоторое время они держали уровень ВВП на душу населения на том же уровне, что и в США, но потом проиграли эту конкуренцию. Одно из объяснений — что в странах, где европейцы климатически плохо совместимы с территорией, где они много болеют, они стали строить так называемые экстрактивные институты, то есть создавать системы, основанные на получении ренты. А в странах, где климат подходил европейцам, они стали обустраивать жизнь для себя, и, соответственно, там возникли институты, которые ориентированы не на ренту, а на инновационную и продуктивную деятельность. Все исследования такого рода проверялись количественными методами.

Но нобелевский лауреат Даглас Норт (он получил Нобелевскую премию как раз за исследование институциональных изменений) объяснил это тем, что в Южную Америку свою культуру транслировала Испания, а в США — Англия, где институты были удачнее. Таким образом, третий фактор воздействия на культуру — история.

Видео:Кейнсианство за 5 минутСкачать

Меняющееся разнообразие

Климат сильно воздействовал на жизнь в прежние времена, но сейчас степень его воздействия значительно снизилась по сравнению, например, с XV веком. Языки тоже движутся, перемешиваются, заимствуют какие-то формы. Может быть, культуры сближаются? Это довольно тонкий вопрос.

Мы в 2011 году исследовали восточноазиатские модернизации. Материал позволял сопоставить макроэкономическую динамику — то, как росли эти страны, — и культурные сдвиги: и по Всемирному исследованию ценностей, и по характеристикам Хофстеде. И вот что оказалось: все восточноазиатские страны, добившиеся успеха, очень сблизились по ценностному профилю с Европой и Америкой. Сработал не только код успеха по Инглхарту, который требует, напомню, секулярно-рациональных ценностей, отношения к религии как к частному делу и установки на самореализацию. Рос индивидуализм, снижалась дистанция власти, уменьшалось избегание неопределенности.

Однако модернизация не означает, что мы все движемся к ценностной модели англосаксов. Сэмюэл Хантингтон, исследуя цивилизационные процессы, установил, что есть маятниковые движения: за вестернизацией наступает так называемая индигенизация — попытка опереться на свои национальные и религиозные ценности. Причем такую попытку делает молодое поколение, получившее западное образование. Экономика меняется — уже сейчас надо говорить о лидерстве не только Запада, но и Востока, о конкуренции между христианской и конфуцианской цивилизациями. Маятник будет двигаться, весы будут качаться. Поэтому если процессы сближения культур и идут, то они очень медленные и итеративные — проходят через постоянные колебания.

Разнообразие культур — это хорошо. Любое разнообразие позволяет бежать по разным дорожкам и не сталкиваться лишний раз лбами. Конечно, разнообразие может быть и препятствием. Счетность культурных характеристик позволила ввести понятие культурной дистанции. Мы можем увидеть, какие нации по каким характеристикам близки друг к другу или, наоборот, чрезвычайно далеки. Исходя из этого, их возможности сотрудничества будут разными. Особенно хорошо это видно по тому, как адаптируются к культуре страны пребывания мигранты.

Что все это означает для каждого из нас? Во-первых, надо научиться принимать других как иных, потому что различия, скорее всего, устойчивы или по крайней мере они будут преодолеваться очень долго. Во-вторых, отдыхать лучше у теплых морей, но, например, центры обработки данных лучше строить в холодном климате. И подобно тому, как каждому климату можно найти применение, важно искать его и для собственной идентичности.

Видео:Экономические учения: Кейнсианство и его основы. Почему это не идеальная модель экономики?! История!Скачать

Александр Аузан — социальный договор. Теория

Полит.ру перезапускает лекции в онлайн-формате. После режиссера Ильи Хржановского к нам пришел Александр Аузан — доктор экономических наук, декан экономического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова, заведующий кафедрой прикладной институциональной экономики экономического факультета МГУ.

В первой части — теория социального договора. Пятнадцать лет назад Александр Аузан читал у нас лекции, которые можно считать зародышем или, вернее, старой версией сегодняшней лекции. Одна из первых называлась «Общественный договор и гражданское общество». Тогда гражданское общество и общественный договор мы обсуждали не только как институциональную экономику, но и как ситуацию, возникшую после ареста Михаила Ходорковского (дело «Юкоса») и выстраивания вертикального контракта.

Следующая часть — о том, как устроен договор в России, выйдет 23 апреля 2020 года. В конце вы найдете список литературы по рекомендации Аузана, чтобы в свободное время ознакомиться с теорией социального договора полнее.

Я вдруг понял, что за последние двадцать пять лет моей жизни есть три главные идеи, которые занимают меня непрерывно или весьма часто, и в которые я за эти четверть века вложил много сил. Это идея эффекта колеи (path-dependence problem в институциональной теории. Но 15 лет назад я предложил термин «эффект колеи», и он прижился). Это идея, как культурные особенности воздействуют на экономику (культура имеет значение, как сказал Самюэл Хантингтон. В данном случае я говорю про вполне измеримые социокультурные характеристики российского населения, которые, например, не позволяют нам добиться успеха в автопроме, в то время как в немассовых видах производств мы способны на серьезные прорывы в мировых рынках). И идея общественного договора — социального контракта, социального договора.

Термин «общественный договор» в сознании тесно увязан с работами старых больших философов — Руссо, Лока, Гоббса, — что, в общем, правильно, но для современной теории — не вполне. Социальный контракт — это термин, который за эти годы захватило государство: социальным контрактом называется вполне толковый инструмент, когда помогают гражданину на условиях, когда он что-нибудь делает — например, учится или открывает микробизнес. Я попробую употреблять термин «социальный договор», не имея в виду , что он тождественен общественному договору.

В чем трудность этой темы? Почему я ее выбрал? Потому что здесь действительно есть некоторые трудности, которые нужно было пройти за эти десятилетия. Например, казалось, что это некая конструкция: хорошо бы всем людям взяться за руки, как у Толстого, и делать что-то хорошее всем хорошим. Такая метафора романтическая. Но это не так. Почему?

Первая моя работа о социальном договоре была опубликована в 1989 году в журнале «Наука и жизнь». Статья называлась «Иллюзии и коллизии сталинской эпохи». Сравнительный анализ того, как устроен социальный договор совсем не в «обществе хороших людей»: я сопоставлял тоталитарные режимы СССР и нацистской Германии, показывал, в чем разница, как происходит обмен ожиданиями, составляющий жизнеспособность и прочность такого рода тоталитарных режимов.

Я тогда пользовался выражением «гнойная хирургия»: мы анализируем виды обществ, которые имеют довольно тяжелые исторические последствия и прямые жертвы. В сталинском режиме это был фактически обмен личной свободы и прав на свою рабочую силу, на возможность взлета карьеры — из крестьянских низов через рабоче-крестьянскую Красную армию. Механизм репрессий всё время освобождал этажи для того, чтобы люди поднимались. А в нацизме это было устроено не так: там не было такого механизма, который давал возможность, сбрасывая элиты, всё время подниматься. Уничтожались коммунисты и евреи, а вот прочие элиты имели довольно прочное положение. Обещания ренты и больших результатов для верхов и низов обменивались на их личные права, разрушение рынка труда, создание собственности государства на рабочую силу. Начало моих исследований было не романтическое. Мы говорим о том, на чем существует устойчивость тех или иных социальных образований.

Второе методологическое затруднение, которое все эти годы существовало, но, кажется, разрешилось: а где он, как его пощупать, этот общественный договор? Вопрос о количественной измеримости и верификации социального договора был решен фактически только в 2014 году. Что совершенно не случайно: нужно было пережить несколько переломов и смен социального договора в России, чтобы увидеть, чем одно отличается от другого и как это выразить, например, в динамике количественных показателей.

Именно решение такого рода проблем приводило к тому, что сейчас тема социального договора гораздо больше признана, чем 25–30 лет тому назад. Мы прошли за эти 25–30 лет путь, нормальный для любого нового начинания, которое, как известно, живет в трех фазах: «Что за чушь!», «Что-то в этом есть» и «Кто же этого не знает?». Мы еще не вошли в фазу «Кто же этого не знает?», но уже без иронии и язвительности, без ссылок на тех или иных авторов аналитики начинают употреблять этот инструмент.

Благодаря тому, что мы пережили два перелома — 2003–2004 и 2014 годов, — мы довольно многое поняли. Это понимание связано не только с нашим, российским историческим опытом, но и, конечно, с «большой» повесткой. Мы имеем вполне работоспособную операциональную теорию, которая возникла благодаря тому, что эстафетную палочку от философов, которые два века занимались и, надеюсь, продолжают заниматься этой теорией, приняли экономисты. Это произошло довольно давно, благодаря Бьюкенену и Таллоку. Джеймс Бьюкенен — это нобелевский лауреат, а Гордон Таллок — нет (кстати, для меня загадка, почему две главные книги у них одинаковые, а Нобелевскую премию получил только Бьюкенен), но в их прекрасной книге «Между Левиафаном и анархией: расчет согласия» они заложили экономические подходы к тому, как смотреть на социальный договор. И в этом смысле я стою на их плечах, и теперь попробую изложить то, чего, безусловно, вы не найдете в книге Бьюкенена и Таллока. Поэтому, как это говорится, слова мои, музыка веков.

Социальный договор — это обмен ожиданиями (не обязательствами — взаимными ожиданиями) по поводу прав собственности и свободы, который получает устойчивость в точке пересечения спроса и предложения государства, причем таких точек на самом деле некоторое множество.

Когда возникает тот или иной контракт, договор? Экономисты считают: когда спрос и предложение сошлись и оказалось, что вам нужно ровно то же самое, за что вы действительно готовы заплатить. Это точка пересечения двух кривых. Социальный договор — тоже одна из возможных точек пересечения спроса и предложения государства.

Итак, начнем с кривой спроса на государство. Для того чтобы понять какое-то явление, нужно рассматривать его в точке «ноль», где его еще нет. Таким нулевым спросом на государство является так называемое безгосударственное общество — анархия. К моему глубочайшему сожалению, в России анархия по-прежнему имеет отрицательную коннотацию. Во французских и американских университетах изучение теории анархии идет весьма серьезно, и если там спросить, кто крупнейшие теоретики анархии, скажут: «Русские и французы». Потому что Михаил Бакунин, безусловно, сделал колоссальный вклад в эту разработку и предсказал XX век, и точнее, чем Карл Маркс, с которым он полемизировал.

Можем ли мы изучать анархию не как теорию, а как реальность? Да, в мире очень много случаев анархии. От современной криптоанархии до, скажем, китобойного промысла, когда не действовало право государства, а китобои решали вопросы — и права собственности, и свободы.

Но есть один очень крупный, массовый и потому очень хорошо исследованный случай. Я имею в виду анархию в штате Калифорния с 1846 по 1864 год. Восемнадцать лет большой штат США жил без государства. Это естественный эксперимент: его присоединение в ходе войны Североамериканских Соединенных Штатов с Мексиканским союзом совпало с открытием золота в рай оне. Все армии, которые посылались туда федеральным правительством американцев, разбегались мыть золото. В конце концов, их туда перестали посылать. Восемнадцать лет люди жили — мы знаем какие были права собственности, какие были режимы… Оказалось, что это вполне возможно. В итоге эта анархия прекратилась сама собой: через восемнадцать лет калифорнийцы попросили прислать губернатора и подключиться. Причем не от бедности, а от процветания: нужны были более широкие торговые пути, и они готовы были принять государственный порядок.

В теоретическом смысле, или, если хотите, в математическом, как это выглядит? Есть так называемая модель Хиршлейфера : анархия — нулевой спрос на государство — устойчива, пока действуют три условия. Во-первых, неизменный состав участников игры (это в теории игр обычно формулируется), то есть более-менее постоянный состав людей. Во-вторых, уровень агрессивности ниже единицы — люди готовы скорее защищать свое, чем захватывать чужое. И в-третьих, отсутствие групп, которые находятся на грани выживания : у всех что-то всё-таки есть. Пока три условия соблюдаются, анархия может жить десятилетиями, возможно, и столетиями. Но если нарушено хотя бы одно условие, то дальше идет выход на спрос на государство. При этом обратно — в анархическое состояние — вернуться нельзя, это дорога в один конец.

Что же происходит дальше? Нарастание спроса на применение насилия для гарантии прав собственности и свободы в том или ином варианте.

Откуда возникает прямая предложения? Давайте опять возьмем точку «ноль». Это ситуация, когда предложение государства как насилия существует в своем абсолютном варианте (в социальных науках практически существует консенсус вокруг утверждения Макса Вебера, что государство — это организация со сравнительным преимуществом в осуществлении насилия, лучший в мире насильник).

Исторически это было исследовано на базе естественного эксперимента, но брали не Америку середины XIX века, а Китай 1920–30-х годов. Мансур Олсон и его соавтор-математик Мартин МакГир исследовали, как существовали милитаристы в Китае, когда 20 лет государственности в Китае практически не было. И выяснили, что из банды, если она попадает в ситуацию, когда не может покинуть определенную территорию, начинает неизбежно прорастать государственность. Это так называемая модель «стационарного бандита» МакГира — Олсона: если вы просто пришли пограбить, вы забираете всё, превращаете это в свое продовольствие и оружие и уходите. Но если вам нужно, чтобы люди снова производили продовольствие, то вам приходится давать им условия для деятельности. В итоге тот же насильник превращается в некоторую модель предложения насилия для поддержания определенного порядка.

По МакГиру, эволюция идет дальше: она даст абсолютно авторитарные формы и может дойти даже до консенсусной демократии. Но есть очень важная развилка, точка бифуркации (заметим, что это написано до того, как мы это реально пережили в 90-е годы): если группы, окружающие правителя, делят ресурсы, опираясь на инструменты насилия, то рано или поздно они приходят к ситуации, когда все ресурсы, до которых можно дотянуться, практически поделены, либо слишком дорого до них дотягиваться. И тогда у них выбор: вести тяжелую войну друг с другом (но это уже не безоружное население грабить, это чрезвычайно тяжелая борьба с неизвестным исходом), либо надо менять правила, от правил захвата переходить к правилам эксплуатации ресурсов. Если происходит такой переход, то открывается развитие и движение от авторитарности к демократии, и дальше — к консенсусной демократии.

Теперь о точках пересечения. Почему их несколько? В экономической теории есть случаи с множественными равновесиями, потому что формы кривых довольно разнообразны. Иногда они пересекаются два раза, три раза… Тут ничего парадоксального нет. Но надо понять, где возникают эти точки и по какой причине они возникают.

Главным теоретическим постулатом является так называемая невозможная трилемма Джона Кейнса : в 1932 году он (наблюдая тогда как раз расходящееся разнообразие мира в условиях Великой депрессии) после посещения Советского Союза написал статью об этой самой трилемме. Смысл ее прост: вы не можете одновременно максимизировать свободу, эффективность и справедливость . Три шарика в руке невозможно удержать. В лучшем случае — два, но всё равно что-то у вас главное, а что-то — второстепенное. Вследствие чего у вас всегда возникает многообразие. Оно основано на ценностном выборе. Что вы выбираете прежде всего: свободу, эффективность или справедливость? В какой степени вы готовы ограничить это главное достоинство тем, что вы что-то еще допускаете (например, немножко справедливости при приоритете свободы – скажем, для вас важнее эффективность в сочетании со свободой?). Возникают множественные точки на кривой, где спрос и предложение могут совпасть.

Мы уже несколько веков наблюдаем устойчивость таких вещей, как авторитаризм и демократия, — относительную, конечно. Заметьте, ведь это было открыто в теории социальных договоров Локком и Гоббсом как две формы контракта — вертикальный и горизонтальный. И эти контракты живут и сейчас как демократия и автократия, иногда перетекают друг в друга, колышутся: в 1990-е годы становилось больше демократических стран, а в нулевые и десятые — больше авторитарных. Можем сравнить, насколько они управляются с экономикой, с социальной сферой, продолжительностью жизни. Фактически сравнительная эффективность и там, и там иногда наблюдается. Известно только, что авторитарным режимам свойственны более пиковые значения. Небольшое количество авторитарных режимов успешно, а вот демократии гораздо чаще бывают успешными. Продолжительность жизни безусловно выше в демократиях — может быть, потому что демократические режимы всё-таки стараются не питаться своими гражданами. Но устойчивость существует, и эта устойчивость не в двух основных видах, а в гораздо большем количестве точек.

Права собственности и свободы — это фактически то, что бизнес и общество обсуждают между собой и с властью, чтобы определить: а вот сколько все-таки прав собственности может сосредоточить один человек? А какие они бывают? А свободы — они по всему спектру, или всё-таки мы согласимся на ограничения, для того чтобы было больше безопасности? Вследствие этого разговор об отношении общества, бизнеса и власти имеет графическую форму треугольника.

Берем сферу горизонтального контракта — демократии: Европу, Англию и Северную Америку. В Англии и в США этот треугольник выглядит как «бизнес» — верхнее положение, а «общество» и «власть» имеют подчиненное положение. Вследствие этого экономический результат является главным. А вот в Германии и Франции получится уже по-другому: «бизнес» и «власть» уравновешены, а «общество» не имеет такой силы. В Скандинавии получится, что, наоборот, «общество» и «государство» чрезвычайно влиятельны, а «бизнес» маневрирует между этими полюсами. В Австралии и Новой Зеландии, как и в Канаде, окажется, что «общество» стоит во главе этого треугольника.

С моей точки зрения, США вышли из одного социального договора и пока не могут войти в другой. Уже несколько избирательных циклов сталкиваются две модели, и входа не произошло — и это довольно трагическая ситуация.

Наш случай — это случай автократии, когда «государство» стоит в вершине треугольника, а «общество» и «бизнес» — подчиненные стороны.

Видео:кейнсианской теорииСкачать

В чем заключается треугольник кейнса

План Кейнса предусматривал участие стран, имевших активный платежный баланс, в корректировке неравновесия платежных балансов. Кейнс рассматривал свой Компенсационный союз как своего рода банк центральных банков стран-членов, наделенный рядом специальных полномочий, включая корректировку обменных курсов для уравновешивания платежных балансов. План Уайта предполагал в этом случае корректировку паритетов, принятие решения о которой требовало подавляющего большинства голосов стран-членов. Другими словами, все проблемы по восстановлению равновесия платежного баланса ложились на страны, имевшие дефицитные балансы, которые и должны были применять дефляционные меры. Страны же с активным балансом не несли никаких обязательств. [c.281]

В 1944 г. Кейнс возглавил английскую делегацию на конференции в Бреттон-Вудсе, целью которой была выработка послевоенной системы международных валютных расчетов. План Кейнса заключался в полном отказе от золотого стандарта и замене золота специальными международными обязательствами (чем-то вроде введенных в конце 60-х гг. специальных прав заимствования ). Главной целью международной экономической политики Кейнс считал достижение полной занятости, а вовсе не защиту золотого содержания валюты. [c.114]

Хотя план Кейнса и не был принят полностью американской стороной, но идеи об управлении межгосударственными расчетами в значительной степени способствовали созданию Международного валютного фонда и Международного банка реконструкции и развития (1946). Вплоть до своей смерти Кейнс проявлял неизменный интерес к тем разделам экономической теории, которые были связаны с экономической политикой государства (проблемы финансов, занятости, социального обеспечения) и проблемами международных расчетов. [c.114]

В результате долгих дискуссий по планам Г.Д.Уайта и Дж. М.Кейнса (Великобритания) формально победил американский проект, хотя кейнсианские идеи межгосударственного ва- [c.72]

Проект Международного клирингового союза (МКС) был разработан Кейнсом в апреле 1943 г. в противовес плану Уайта (США) о реформе послевоенной мировой валютной системы. По замыслу Кейнса, МКС предназначен для взаимного зачета требований и обязательств и межгосударственного валютного регулирования. Кейнс рассматривал международный клиринг как средство преодоления межгосударственных противоречий. Проект МКС основан на следующих принципах. [c.235]

Таким образом, проект МКС отвечал прежде всего интересам Великобритании. В результате бурного обсуждения на Бреттон-вудской конференции этот проект был подвергнут острой критике со стороны США, и официально победил план Уайта о послевоенной реформе мировой валютной системы. Однако идеи Кейнса о необходимости государственного и межгосударственного регулирования нашли воплощение в ЕПС, в Бреттонвудской валютной системе и до сих пор оказывают влияние на международные валютные и кредитные отношения. [c.236]

Центральной идеей основной работы Кейнса Общая теория занятости, процента и денег (1936) явилось отрицание устойчивого равновесия и имманентности характера автоматического саморегулирования капиталистической экономики. Соответственно, на первый план в его построениях выдвигалась необходимость государственного регулирования этой экономики [4]. [c.28]

Данное обстоятельство побудило Кейн-са отбросить так называемую догму Сея, в соответствии с которой предложение в условиях рыночной экономики автоматически порождает свой собственный спрос. Напротив, доказывал Кейнс, в рамках рыночной хозяйственной системы величина совокупного спроса является главным фактором, определяющим масштабы выпуска в краткосрочном плане. Поэтому если налицо [c.238]

Дж.М.Кейнс отказался от нашедшей поддержку всей буржуазной экономической теории идеи А.Смита о бережливости, воздержании от потребления как основы роста производства. Он выдвинул на первый план необходимость развития потребностей, формирования максимального спроса для ускорения реализации продукции. В соответствии с идеей Дж.М.Кейнса о максимальном спросе находится его макроэкономический метод исследования темпов и пропорций, взаимосвязей в изменениях объемов национального дохода, инвестиций, потребления и занятости. [c.468]

Сходясь на идее необходимости международного сотрудничества, планы тем не менее значительно отличались в других важных положениях. Если Кейнс отдавал приоритет интересам внутреннего развития, то Уайт на первое место ставил задачи международные. В последующие годы они внесли изменения в их планы. [c.280]

С другой стороны, чтобы получить одобрение государственного департамента и конгресса, а также под влиянием Кейнса, Уайт внес важные изменения в свой план. Он сделал акцент на создании фонда стабилизации и придал роль мирового банка классическому кредитному учреждению, специализировавшемуся на инвестициях в другие страны. [c.281]

Произведенная Дж.Кейнсом, по оценке западных ученых, революция в экономической теории послужила основой для разработки нового курса экономической политики западных государств. Было решено усилить эффективный спрос — расширить рынки потребительских товаров и средств производства. В этих целях во второй половине XX в. в странах Запада широко развернулось огосударствление части экономики. Государство стало владельцем многих новейших отраслей промышленности, предприятий, создававших общие условия производства (добыча угля, производство электроэнергии, транспорт и т.п.), и учреждений социальной сферы. Правительства организовали разработку рекомендательных планов и программ социально-экономического развития. Создав большой и устойчивый государственный рынок,, они привлекли крупные фирмы к выполнению своих заказов, приносивших высокие прибыли. [c.264]

Конкретные методы регулирования капиталистической экономики, предложенные Кейнсом, оказались несостоятельными. Выдвигая на первый план регулирование процента, он исходил из того, что поведение инвестора зависит якобы от соотношения между нормой прибыли и нормой процента с учетом так называемого предпочтения ликвидности , то есть желания иметь богатство в денежной, наиболее ликвидной форме. Несостоятельность такого регулирования заключается в отрыве нормы процента от нормы прибыли и в определении уровня процента количеством денег, находящихся в обращении, что означает смешение ссудного капитала с деньгами. [c.505]

Но даже с учетом этих изменений план Уайта отличался от программы Кейнса. Последний, в частности, предложил ввести новую мировую валюту — «банкор», курс которой определялся бы по отношению к золоту. Соответственно, курсы всех национальных валют выражались бы в банкорах. Международный компенсационный союз использовал бы последний для урегулирования взаимных задолженностей центральных банков. Банкор, таким образом, замещал бы национальные валюты и превратился бы в мировую резервную валюту. Согласно же плану Уайта, функцию международной резервной валюты могла бы выполнять корзина национальных валют, привязанных к золоту. План Кейнса предусматривал создание автоматических кредитных линий для государств с дефицитным балансом. Другими словами, последние теперь не были обязаны восстанавливать равновесие своих балансов, осуществляя дефляционистские меры, тормозящие или парализующие политику внутреннего экономического развития. План Уайта, наоборот, требовал, чтобы предоставление международных кредитов соответствовало бы обычным коммерческим критериям. Все страны должны сделать свои вклады в организацию в виде золота или национальных валют. Страны, испытывавшие трудности, могли прибегнуть к займам из этого фонда на ограниченный срок у членов организации, но на строгих условиях. [c.281]

План Кейнса, изложенный в работе Как оплачивать ее (1940), состоял в том, чтобы все средства, остающиеся у ЛЮДЕ еле уплаты налогов и превышающие некоторый уровень, в п дительном порядке должныбыть депонированы наспециальны та в Почтовом сберегательном банке с их последующим (поел ны) разблокированием. Таким образом предполагалось решить две задачи ослабить инфляционное давление и уменьшить п военный спад. Для получателей низких доходов была предусм на возможность покупки некоторого количества предметов п необходимости по фиксированным ценам. [c.486]

Тем не менее далеко идущим планам Кейнса не суждено было ре ал и ш ваться полностью. На принятых и Бреттон-Вудсе решениях еще лежал, печать прежних воззрений. В частности, золото сохраняло роль окончи тельного платежного средства и соизмерителя национальных валют, fl.i ритет валют устанавливался в долларах, а через них — в золоте по офици альной цене 35 долларов за тройскую унцию (ок. 32,1 г). [c.420]

План Уайта (White Plan) — американский план создания Международного Стабилизационного Фонда после Второй мировой войны. План был назван по имени заместителя министра финансов США Гарри Д. Уайта. Он предложил странам — членам международной организации внести национальные валюты и золото в центральный резервный фонд для оказания финансовой помощи тем странам, которые испытывают кратковременные трудности в связи с дефицитом платежного баланса. Главная задача Стабилизационного фонда состояла в создании механизма, который 1) обеспечивал бы стабильность в области валютных операций 2) способствовал бы восстановлению и поддержанию многосторонней торговли. В отличие от плана Кейнса план Уайта не предусматривал создания новых международных средств платежа или расширения кредитных возможностей. Другими словами, план Уайта не учитывал вариант автоматических и неограниченных американских кредитов странам, испытывающим устойчивый дефицит платежного баланса. В соответствии с преддоже- [c.244]

Парадоксально, но Кейнс, наиболее резкий критик макроэкономической теории Рикардо, весьма одобрительно относился к монетаристским концепциям своего предшественника. Так, он писал «Если бы Рикардо преуспел в реализации своих предложений относительно золотых слитков, то товарные деньги никогда не были бы восстановлены, а абсолютно управляемые (риге menaged) деньги вступили бы в силу в Англии в 1819 г». Во внешнем плане, Кейнс считает Рикардо отцом Золотого Стандарта3, преимущества которого он защищает. Создается впечатление, что, по крайней мере в некоторых аспектах, денежная теория Рикардо не является столь ортодоксальной, как представляется на первый взгляд. [c.107]

Как подчеркивает Триффин, его версия валютной реформы сохраняет рдценину плана Кейнса, но при этом содержит меры, блокирующие ин-циционное воздействие. К ним американский экономист относит стро-1Й контроль за размерами кредитов МВФ и предоставление входящим к (го государствам права обмена на золото средств, числящихся на депо-ITiix Фонда, если они превышают обязательный минимальный уровень. [c.427]

Экономическая и финансовая наука вплоть лоДж.М. Кейнса (1883-1946) считала законом равновесие бюджета, его бездефицитность. М.М. Сперанский в Плане финансов определил, что главное расстройство в финансах есть несоразмерность расходов с приходами . Поэтому расходы должны быть учреждаемы по приходам и назначение издержек (читай — расходов) есть первая и самая существенная операция в финансах . Для контроля над расходами М.М. Сперанский разделяет расходы на обыкновенные и чрезвычайные, каждый из которых должен иметь свои правила, сроки, обряды. Каждый вид расходов, обыкновенных и чрезвычайных, делится на 4 разряда. В каждом разряде расходы разделены по вертикальному принципу расходы центральные (читай — федеральные), губернские, окружные, волостные. У каждого расхода должен быть свой источник покрытия. Чрезвычайные расходы М.М. Сперанский ограничивает только расходами на войны, пенсионы, аренды . Первая и самая существенная обязанность министерства финансов должна состоять в том, чтобы не только самому никогда не выходить за рамки правил назначения (читай — расходов), но и блюсти, чтобы во всех департамен- [c.60]

Дж.М.Кейнс отверг закон Ж.Б.Сэя, поставив под сомнение положение о том, что ставка процента способна привести в соответствие сбережения домохозяйств с инвестиционными планами предпринимателей. Кеинсианцы считают несостоятельным утверждение классиков о том, что фирмы будут инвестировать больше, если домохозяйства повысят уровень сбережений. Кеинсианцы утверждают, что решения о сбережениях, кроме ставки процента, мотивируются различными причинами [c.467]

Что же касалось предоставления кредитов странам-членам, компетенция МВФ оказалась гораздо меньшей, чем та, которую Кейнс предполагал отвести своему Компенсационному союзу. Да и оставшиеся возможности были урезаны под давлением американцев. Под предлогом недостатка ресурсов и возможного риска инфляции размеры таких кредитов были крайне ограниченными30. Помимо этого, возможности обращаться за помощью к МВФ лишились государства, получившие ее в рамках плана Маршалла (на весь период действия последнего)31. Условия же деятельности самого Фонда ужесточались возможность получения кредита затруднялась, а сроки его возврата сокращались32. Новая политика Соединенных Штатов рассеяла надежды Уайта и Кейнса. В этом же контексте надо рассматривать низкий уровень ресурсов Фонда. Таким образом, МВФ был обречен играть весьма незначительную роль в международной монетарной системе в период первого послевоенного десятилетия. В этот период его вклад в решение проблем платежного баланса в мире был очень ограниченным (табл. 29)6. С другой стороны, под бдительным оком США и во взаимодействии с ГАТТ он выступал за устранение всевозможных торговых и монетарных дискриминаций в отношениях между своими членами, как мы это уже видели выше. Получилось, что деятельность МВФ соответствовала американскому послевоенному видению мира, которое опиралось на идеи «Паке Американа» в системе рыночных отношений. [c.287]

Ни одна из этих реакций не приведет к успеху в торговле. Во-первых, попытка сражаться с рынком, когда он идет против тебя, означает, что вы думаете, что вы правы, а рынок — не прав. Это может оказаться справедливым в долгосрочном плане, но как сказал Лорд Кейнс (Keynes) В долгосрочном плане мы все мертвы Во-вторых, отвлечение внимания с целью избежания злобы подразумевает, что вы оставляете плохие позиции, которые могут стать намного хуже. Далее, если человеку не удается понять, что же произошло, это заставляет его обратиться за помощью к другим. В третьих, подавление злобы означает, что важные энергетические ресурсы будут отвлекаться от задачи принятия решения на рынке, стресс будет расти, а эффективность трейдинга — падать. Останется лишь сильное чувство неудовлетворенности собой и вины. [c.261]

В дальнейшем особый интерес теоретиков приобрела проблема разграничения теоретического и практического знания, позитивного и нормативного подходов в экономической науке. В конце XIX в. весьма сильное влияние на развитие методологических споров оказали английские ученые Дж. Кэрнс, Г. Сиджуик, атакже Дж.Н. Койне, отец знаменитого экономиста Дж.М. Кейнса. Их точка зрения сводилась к тому, что цель политэкономии состоит не в получении осязаемых результатов, не в доказательстве каких-либо определенных тезисов, не в защите каких-либо практических планов, а в том, чтобы пролить свет на происходящее, выявить законы природы, какие явления связаны между собой и какие следствия вызывают те или иные причины . [c.744]